Прошёл час или чуть больше. Скоморох успел немного вздремнуть. Его спаситель вернулся с седым стариком.
– Кто ты, откуда, чего ищешь здесь? – присаживаясь рядом, спросил старик по-русски, хотя и не без усилия подбирая слова.
Скоморох назвался скоморохом. Сперва он собирался наврать, поведав спасителям что-нибудь жалостливое. Про крушение корабля и долгие годы рабства у нечестивых, про счастливый побег и мытарства по чужим краям. Но потом решил выложить всё, как есть. Он рассказал печальную повесть о кончине владыки и о своём деле, которое завело так далеко от дома. Поделился навязчивым замыслом отомстить московскому викарию.
Старик переводил на греческий. Лицедей кивал, казалась, весьма удовлетворённо. Потом что-то сказал.
– Его зовут Трифон, – перевёл старик. – Он взял ответственность за тебя перед братьями, так что не подводи его. Меня же можешь называть Дедом. Настоящее имя я и сам давно позабыл.
Хозяева развалин ещё переговорили по-гречески, после чего Трифон ушёл, а старик предложил:
– Ты можешь остаться с нами. На день, на два, сколько захочешь.
– С кем, с вами? – тут же спросил новгородец. – И зачем я вам? Кто все эти люди? Что делают они в заброшенном доме?
– Здесь собираются недовольные властью, – ответил старик. – Тайное братство.
– Тайное братство? – Скоморох удивился.
– Ну, пожалуй, братство – это сильно сказано, – признал Дед. – Тайное общество, союз вольных людей, в котором есть место всякому, у кого свои счёты с властью. Вот как у тебя, например.
Старик, задумавшись, откусил заусенец.
– Один из императорских чиновников презрительно назвал нас сумконошами. Так мы и называем себя теперь. Нищие. Сумконоши. Оборванцы. Птохи. Нас предпочитают не замечать. А зря.
– И что, все нищие? – Скоморох почуял, что оказался близок к силе, которая способна помочь и ему.
– Разные люди собрались, – ответил дед. – Нищих как раз немного. Здесь и бывшие вельможи, и военные, и монахи, и торговцы. Одни присоединились на время, дабы переждать опалу, а затем вновь попытать удачу при дворе. Других волнуют утраченные имения, вернув которые, они тут же забудут о смуте. Кто-то разорился от поборов и решил мстить. Кого-то обидели латиняне, других агаряне. Здесь есть и такие, кто раньше едва терпел друг друга. Но нынче былые споры оставлены, обиды забыты, пусть и на время.
А есть и те, для кого в борьбе весь смысл жизни. Они отрицают земную власть как таковую и не ищут среди правителей меньшего зла, но не желают и бежать от мира, подобно пустынникам.
– А ты сам?
– А вот я действительно сумконоша, – улыбнулся старик. – Политика волнует меня в ничтожной степени. Подобных мне власть обычно не трогает, и пустить по миру нищего трудновато. Ну, выставят иной раз из города, ну двинут по шее, так нас в дверь, а мы в окно. Так что лично у меня никаких счётов с верхами. Мне просто нравится быть при деле, иметь какую-то цель, помимо каждодневного набивания утробы.
***
Алексий предпринял ещё несколько попыток убедить патриарха. С каждым разом ожидания под дверью становились продолжительнее, приёмы короче, а отказ твёрже. Намёк на возможные крупные пожертвования как храмам, так и имперской казне ни к чему не привёл.
Причины упрямства Каллиста стали известны неделей позже.
– В городе объявился Роман, присланный Ольгердом для поставления в русские митрополиты, – доложил Кантарь на одном из советов. – По слухам, он уже добился расположения патриарха. Мало того, Каллист обещал оставить за ним киевский титул.
– Роман? – удивился Василий. – У Ольгерда уже есть один митрополит. Феодорит, кажется. Почто ему два митрополита?
Алексий молчал. Тёр лоб, пытаясь разобраться в новой напасти.
– Феодорита в Тырнове поставили, – пояснил Щербатый печатнику. – А здешний вселенский патриарх с болгарским уже года два как враждует. Так что хитрый Ольгерд, желая заручиться поддержкой Константинополя, с лёгкостью отказался от прежнего ставленника. А здесь наобещал, небось, что все русские земли от ордынского верховенства избавит. Вот патриарх и клюнул.
– Значит, Каллист отказался от прежних обещаний, оставить русскую митрополию единой, – не столько спросил, сколько подытожил Алексий. – Проклятье! Теперь понятно, почему он темнит.
– Похоже на то, – согласился Кантарь.
Появление соперника заставило викария крепко задуматься.
Итак, Каллист тянул время и, возможно, набивал цену. Ольгерд вряд ли даст больше, нет у него такого благодатного источника, как ордынский выход. Но зато литовский князь может многое посулить. Например, освободить древний Киев от власти нечестивых агарян, Киев, по которому пока что и называлась вся русская митрополия. В таком случае это будет выглядеть уже не подкупом, а хитроумной политической игрой, что для честолюбивого Каллиста имеет значение.
– Ну что за страна… – устало произнёс Алексий.
– Уже и купить никого нельзя! – поддакнул с улыбкой Кантарь. – От серебра рожи воротят.
Священник взглядом пресёк веселье монаха. Сейчас ему не до смеха, он всерьёз разозлился. Не привык жить чужой волей. На Руси считал себя без малого властелином, а здешней самодовольной властью низведён до обычного просителя, от которого каждый чиновник отмахивается, словно от надоедливой мухи.
– Не хотелось давить на патриарха через василевса, – произнёс Алексий. – Но всё же придётся.
Он взглянул на Щербатого.
– Это не так просто, – Михаил обхватил бородку ладонью, точь-в-точь как это делают последователи Мухаммеда, проверяя, достаточной ли она длины. – Допустим, сам Иоанн на нашей стороне. Но ведь к нему ещё нужно подобраться с дарами и просьбами. А во дворце не протолкнуться от местных просителей. На чужака в лучшем случае не обратят внимания, а в худшем вытолкают взашей.
– Это не ответ, – нахмурился Алексий. – Это отговорка.
– Нет смысла рыть землю так близко к трону, – пояснил Гречин. – Там решаются иные дела: как почище вылизать багрянородную задницу, как умаслить евнуха или кого-то из ближних людей.
– Но где-то дела решаются? – Алексий поторопил собеседника с выводами.
– В банях, в монастырях и храмах, на ипподроме… – ответил тот. – Где угодно, хотя бы и в публичных домах. Но только не во дворце.
– Н-да, – протянул Кантарь. – А в… баню, как я понимаю, так запросто не напросишься?
– Вот именно.
Подумав, Щербатый предложил викарию:
– Пожалуй, будет не лишним для начала познакомить тебя с послами.
– С послами? – удивился тот.
Михаил кивнул.
– Это один из самых пахучих котлов здешней политики. Церковными делами там, конечно, занимаются мало, но всё ведь взаимосвязано. А другого способа подобраться к василевсу я, честно признать, не вижу.
– Через кого-нибудь из высших сановников, – возразил Василий.
– Да, но там мы упрёмся в ту же беду. Получить доступ к ним немногим проще, чем к императору. Так что всё одно придётся начинать с самых низов.
Вообще-то сам император по духу куда ближе к нам, чем его окружение. Как и московские князья, он предпочитает иметь дело с нечестивцами, нежели уступать в вопросах веры латинянам.
– Но он хотя бы не выплачивает дань Орхану, – заметил Кантарь.
– Что с того? Зато он отдал все земли по ту сторону пролива. Трапезунд платит дань туркам, хотя и имеет христианскую власть. Всё это вопрос времени. Беда в том, что многие сановники, позволяя василевсу вести дела, как тому заблагорассудится, вовсе не разделяют его убеждений. А нам-то нужно будет прорываться сквозь них.
Глава IV. Посольский двор
Хотя дела императора и патриарха во всём, что касается внешних сношений, во многом пересекались, каждый из владык имел свою особую посольскую службу. Однако в отличие от Софии, где московские просители имели заступника в лице Пердики, чиновники Влахернского Дворца относились к полудиким северным княжествам, как к отрезанному ломтю. Что с них взять – они подчинены ордынцам. Вот со степью, мол, и надо вести разговор.
Поэтому Гречин и решил начать с послов, которым дело было до всего на свете.
Он повёл Алексия главной улицей города. Меса уцелела после череды битв и погромов и выглядела по сравнению с прочими кварталами просто роскошно.
– Куда мы идём? – удивился викарий. – Разве посольский приказ, или как он тут называется, расположен не во дворце?
– Логофисия дрома, – пояснил Михаил. – Ты прав, ведомство находится во дворце. Но туда послов приводят лишь для вручения верительных грамот и на редкие приёмы василевса, ну или на торжества какие-нибудь. Сам же логофет редко принимает на работе. Во дворце у него полно иных забот, а все дела он предпочитает вести в собственном доме на Месе. Поэтому и послы в основном отираются там.
